Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы помнили, какие дети болели, – сказал Ричер.
– Только из-за того, что об этом постоянно говорили, что-то вроде бюллетеня округа, каждое проклятое утро. Кто-то заразился тем, кто-то другим… Люди боялись. Тогда ничего не стоило получить полиомиелит. И вообще дети часто умирали от болезней. Поэтому нам следовало знать, от кого держаться подальше. Ну или наоборот. Если кто-то заболевал краснухой, его отправляли играть с маленькими девочками. Если где-то начинали прокладывать дорогу, нас посылали нюхать смолу, чтобы защитить от туберкулеза. Вот почему я помню, кто и чем болел. Тогда люди были безумны.
– А Стэн Ричер часто болел?
Та же костлявая рука снова поднялась вверх.
– Его имя никогда не попадало в бюллетень округа, – сказал Мортимер. – Насколько я помню. Но из этого не следует, что я могу что-то про него рассказать. У всех были двоюродные братья, которые уезжали и возвращались. Все старались спрятаться, когда на пороге появлялась беда. Так что мое окружение постоянно менялось. Люди приезжали и уезжали, в особенности дети. Я помню мистера Ричера, мастера завода. Он был известной фигурой и постоянной величиной. Но я не смог бы дать показания в суде, если б у меня спросили про его детей. Мы все выглядели похоже и никогда точно не знали, где кто живет. Они выбегали из дома с четырьмя квартирами, где жил мастер. Девять… Ну никак не меньше восьми. Один из них очень неплохо играл в бейсбол. Я слышал, что он уехал в Калифорнию и стал почти профессионалом. Возможно, это ваш отец?
– Он был орнитологом-любителем, – сказал Ричер.
Мортимер немного помолчал. Его бледные старые глаза затуманились, будто он смотрел в далекое прошлое. Потом старик печально и задумчиво улыбнулся, словно подумал об удивительных тайнах бытия.
– Вы знаете, я совершенно забыл о любителях птиц, – сказал он. – Как странно, что вы о них вспомнили, а я – нет… Какая у вас удивительная память.
– Это не память, – сказал Ричер. – И не воспоминание. Речь идет о давнем наблюдении. Я полагаю, отец начал интересоваться птицами в ранней юности. Мне известно, что он состоял членом клуба любителей птиц в возрасте шестнадцати лет. Но вы сказали «любители птиц». Их было больше одного?
– Двое, – ответил Мортимер.
– И как их звали?
– У меня сложилось впечатление, что один из них являлся чьим-то кузеном и не жил здесь постоянно, а другой был местным. Но они много времени проводили вместе. Как лучшие друзья. Пожалуй, из ваших слов следует, что одного звали Стэн Ричер. Я их помню. Должен сказать, что благодаря им мы все увлеклись наблюдением за птицами. Если честно, когда я в первый раз их встретил, мне очень хотелось над ними посмеяться и назвать «девчонками», но тогда мне пришлось бы привести с собой целую армию, потому что, во-первых, они потрясающе дрались, а во-вторых, очень скоро все стали интересоваться птицами, по очереди получая бинокль. Мы видели самых разных хищных птиц, а однажды наблюдали за орлом, который нес в когтях что-то размером со щенка.
– У Стэна был бинокль? – спросил Ричер.
– Или у его приятеля. Но я не знал, кто из них кто. Я приезжал туда без всякой системы и порой видел одного или другого, или никого. Или сразу обоих. Это было нормально. Время от времени кто-то пропадал, а потом снова появлялся. Нас куда-нибудь отсылали, чтобы мы могли подкормиться, или избежать эпидемии, или просто провести у кого-то каникулы. Так бывало всегда. Люди приезжали и уезжали.
– Интересно, как он мог позволить себе бинокль, – сказал Ричер. – Ведь времена были тяжелыми.
– Полагаю, они его украли.
– У вас есть какие-то основания так считать? – спросил Ричер.
– Без обид, – сказал Мортимер.
– Конечно.
– Мы были неплохими детьми, – продолжал старик. – И не стали бы грабить магазин. А в тех случаях, когда у кого-то появлялось что-то ценное, вопросов никто не задавал. В противном случае хорошие дети ничего не получали. Я полагаю, что мысли о чем-то плохом могли появиться у нас из-за его отца. И не важно, кто из тех двоих был Стэном. Все считали, что мистер Ричер, заводской мастер, немного странный, и, наверное, мы решили: каков отец, таков и сын. Хотя я совсем не помню Стэна. Вероятно, такова сила слухов. Я лишь иногда гостил в Райантауне. Но, казалось, все про него знали.
– А что в нем было странного? – спросил Ричер.
– Все его побаивались. Он постоянно кричал и дрался, мог сбить человека с ног. Теперь я думаю, что он выпивал. Мистер Ричер полагал, что его не любят из-за того, что он стал заводским мастером. Частично он был прав, ошибался только насчет причины. Наверное, дети просто приписывали ему самые разные злодеяния. Как в книге сказок. Нечто вроде пирата Черная Борода. Без обид. Вы сами спросили.
– У него была борода?
– Никто на заводе не носил бороду. Она могла загореться, – ответил Мортимер.
– Вы помните, когда Стэн уехал, чтобы поступить в морскую пехоту? – спросил Ричер.
Мортимер покачал головой.
– Никогда ничего такого не слышал, – ответил он. – Наверное, я на год или два старше. К тому времени меня уже призвали.
– Где вы служили?
– В Нью-Джерси, – ответил Мортимер. – Но я им не был нужен. Война закончилась, у них и без меня хватало солдат, и вскоре нас распустили. Я вообще ни в чем не участвовал. И всегда чувствовал себя мошенником во время парада Четвертого июля. – Он покачал головой и отвел глаза.
– Вы помните что-нибудь еще о Райантауне? – спросил Ричер.
– Ничего особо волнующего. Место, где людям приходилось несладко. Они весь день работали, а потом ложились спать.
– А как насчет Элизабет Ричер? Жены Джеймса Ричера?
– Иными словами, вас интересует ваша бабушка.
– Да.
– Она много шила, – сказал Мортимер. – Это я помню.
– А какой она была?
Мортимер немного помолчал.
– Трудный вопрос, – наконец ответил он.
– В самом деле?
– Я бы не хотел быть неучтивым.
– А есть какая-то вероятность этого?
– Быть может, мне следует сказать, что она была замкнутой, и воздержаться от других слов.
– Я никогда с ней не встречался, – сказал Ричер. – Она умерла задолго до моего рождения. Мне она совершенно безразлична. Вам не стоит чувствовать себя неловко.
– Говорить о вашем дедушке проще. Он являлся публичной фигурой. Заводской мастер и все такое… А вот ваша бабушка – совсем другое дело.
– Насколько плохой она была?
– Она была жесткой женщиной. Холодной. Я никогда не видел, чтобы она улыбалась. Она всегда выглядела рассерженной и угрюмой. Они друг друга заслуживали, эти мистер и миссис.
Ричер кивнул.
– Вы можете рассказать мне что-то еще? – спросил он.